При
интерпретации мангышлакских разрезов с
"пограничными глинами" необходимо
достаточно ясно себе представлять развитие
событий в океаносфере, происходивших в меловой
период.
Может быть набросан следующий эскиз сценария
событий, происходивших на рубеже М/Д. В океанах и
обширных эпиконтинентальных морях
после "планктонного взрыва" [Найдин и др., 1986] с турона и до
маастрихта установилась устойчивая и в общем
равномерная планктоногенная
седиментация. Отложения верхнего
мела сложены преимущественно скелетными
элементами нанопланктона и в меньшей степени зоопланктона. Остатки бентоса
и нектона не имели сколько-нибудь
существенного породообразующего значения. Привнос
материала с суши в огромные пространства океанов
и морей, удаленные от берегов, был ничтожен. В
условиях теплого равномерного, не отличавшегося
сезонной контрастностью климата позднего мела эрозия суши почти прекращалась.
Начальная стадия формирования планктоногенных
осадков связана с фотосинтезирующей
деятельностью обитавших в верхних освещенных
слоях воды автотрофных растений. Под
воздействием световой энергии фитопланктон,
потребляя CO2, продуцировал органическое
вещество. Первичная продуктивность
осуществлялась как бесскелетными, так и
скелетными формами. Важнейшее значение имели
представители фитопланктона, продуцировавшие
известковистые и кремниевые скелетные элементы.
Наиболее широко были распространены известковистые
нанофоссилии кокколитофорид (золотистые
водоросли), которые для построения скелетных
элементов извлекали из воды Ca++.
Карбонатные сферы кальцисферулид
местами были обычны. Диатомеи и силикофлагеллаты (одноклеточные
жгутиковые) формировали скелетные элементы из
различных кристаллографических
модификаций SiO2. Динофлагеллаты
в основном принадлежат к микрофитоплактону, но
бывают формы с известковыми цистами [Willems, 1988].
Таким образом, скелетные элементы ряда
представителей фитопланктона принимали участие
в формировании осадка. Особенно важны в
процессах осадкообразования были скелеты автотрофных организмов. В первую
очередь должны быть упомянуты известковые
кокколитовые и кремнистые
диатомовые илы. Часть продукции пелагиали и,
следовательно, осадка создается скелетами
представителей следующего звена пищевой цепи - гетеротрофными организмами: фораминиферами
(CaCO3) и радиоляриями (SiO2).
Особо следует остановиться на месте,
занимаемом в жизни пелагиали, сверхмелкими
одноклеточными организмами, объединяемыми в так
называемый пикопланктон (размер
клеток от 0,2 до 2 мкм). В его составе, кроме
гетеротрофов, значительная роль принадлежит
автотрофам. Показано, что в олиготрофных
зонах Атлантического океана автотрофный
пикопланктон является метаболически активной
компонентой, создающей до 60% всей общей первичной
продукции [Platt et al., 1983].
Гетеротрофные представители пикопланктона -
сверхмелкие одноклеточные организмы - также
могли быть важным начальным звеном в трофических
цепях. Установлено, что биомасса планктонных
инфузорий иногда может быть равна биомассе
остального зоопланктона. В литературе
существуют достаточно противоречивые оценки
продуктивности современного океана. Что
касается геологического прошлого, то на
современном уровне развития науки совершенно
невозможно определить палеопродуктивность.
Тем не менее для интерпретации событий рубежа
М/Д необходимы хотя бы ориентировочные
оценки морской продуктивности конца мезозоя. К
подобной оценке можно подойти в сравнительном
плане. Так, продуктивность в позднемеловую эпоху
была выше сравнительно с продуктивностью
раннемеловой эпохи. Прежде всего потому, что
акватории эпиконтинентальных морей в раннем
мелу были значительно менее обширными по
сравнению с поздним мелом.
Как можно судить по составу породообразующих
компонентов верхнемеловых отложений, основная
роль в продуцировании биомассы принадлежала
известковому нанопланктону и диатомовым, и в
меньшей степени зоопланктону. В условиях теплого
климата позднего мела в океанах и обширных
эпиконтинентальных морях продуктивность
пелагиали не была высокой. Однако карбонатная
продуктивность пелагиали была достаточной для
накопления в конечном счете отложений, мощность
которых измеряется сотнями метров. Накопление
извести обеспечивалось неисчерпаемыми
количествами содержащегося в воде Ca++, а
также CO2 вулканического
происхождения. Действовал основной
закон карбонатонакопления А.Б. Ронова [1980]:
количество карбонатных осадков прямо
пропорционально интенсивности вулканической
деятельности и площади распространения
внутриматериковых морей.
Кроме того, в пелагиали существуют и, очевидно,
существовали в прошлом организмы, не обладающие
скелетными элементами, и либо совсем не
фоссилизирующиеся, либо оставляющие эфемерные
следы в каменной летописи стратисферы. Поэтому
их роль в жизни пелагиали прошлого трудно
оценить. Можно лишь утверждать, что роль их была
весьма значительной: они продуцировали
органическое вещество, формировали низшее звено
трофической цепи, участвовали в установлении
баланса СО2/О2. Кроме того,
экспериментальным путем установлено, что в
современных культурах кокколитофориды,
имеющие известковый скелет, лишаются его при
возникновении стрессовых условий и вновь
обретают его при восстановлении экологического
равновесия.
В маастрихтском веке продуктивность была
максимальной для позднемеловой эпохи.
Доказательство такого предположения видится
прежде всего в том, что из всего верхнего мела
маастрихтские отложения характеризуются
наибольшей мощностью и наиболее высоким темпом
их образования. Возросла продукция биомассы, что,
по-видимому, было связано с некоторыми
особенностями маастрихтской палеогеографии,
выражавшимися в частных трансгрессиях,
осложнявших общую эвстатическую
регрессию конца мезозоя, что можно связать с
изменением циркуляции в океанах в результате их
углубления [Найдин и др., 1986]. Д.
Моунт и его соавторы [Mount et al., 1986]
предполагают, что в океанах в позднем маастрихте
началась смена экваториальной системы
циркуляции полярной.
Общие палеогеографические условия в
маастрихте были менее устойчивыми и
равномерными, чем в предшествующие века позднего
мела. В раннем маастрихте происходило заметное
похолодание вод эпиконтинентальных морей, тогда
как в позднем маастрихте по изотопным данным разреза Цумая (Испания) намечается
несколько фаз потепления [Mount et al., 1986].
Большинство исследователей, связывающих
события рубежа М/Д с развитием пелагиали,
объясняют возникновение биотического кризиса на
этом рубеже резким снижением биопродуктивности
пелагиали. Допускается, что падение
биопродуктивности было вызвано исчерпанием
питательных ресурсов океанов и морей, в
результате резкого снижения поступления
биогенов с суши, рельеф которой к концу мезозоя
был снивелирован.
Продуктивность от маастрихта к данию
действительно снизилась. Темп образования
датских карбонатов был ниже маастрихтского
карбонатонакопления [Найдин и др., 1986]
не только в эпиконтинентальных бассейнах, но и в
океанах. Так, на поднятии Шатского
(северо-запад Тихого океана) темп аккумуляции
маастрихтских карбонатов был порядка 1,0-1,2 г/см-2/1000
лет), тогда как датских всего лишь 0,1-0,3 г/см-2/1000
лет (Gerstel et al., 1986). В дании
уменьшилась фотосинтезирующая
активность фитопланктона и, как следствие,
уменьшилась общая продуктивность, фитопланктон
не продуцировал в таком же объеме, как в
маастрихте, известковый материал осадка.
Датские карбонаты более магнезиальны, что,
очевидно отражает сокращение участия в их
сложении остатков наиболее важного продуцента
планктоногенных карбонатов - известкового
нанопланктона. Значенияd13C в дании
негативно смещены относительно изотопного
состава углерода карбонатов маастрихта. Но вот
резкость и внезапность снижения продуктивности
именно на границе М/Д представляется
сомнительной, о чем в частности, свидетельствуют
приведенные выше данные поd13C.
Вместе с тем, как уже многократно отмечалось,
рубеж М/Д в развитии биоты
представляется уникальным. По-видимому,
экологические события этого рубежа готовились в
течение длительного времени. Развитию биоты (как
и любому другому процессу развития) присуща
естественная инерция. Тем не менее, время от
времени происходили скачки, нарушавшие
устоявшийся ход развития.
|